Закончена и представлена вашему вниманию 20 глава. В этот раз без картинок, но я возможно исправлю этот недочет.

Глава 20
Еще пара месяцев пролетела так же незаметно, как и все остальные. Сила нерожденных наделала в Институте много шума. Теперь любое сказанное в мой адрес резкое слово могло послужить поводом для агрессии, если еще учесть то, что этой силой я управлять не могла. И вот, когда Ороро по неосторожности своей заведя разговор о минимальных шансах превращения меня в успешную мать, получила в голову огненным шаром (К счастью, не сильно ей навредившим), зашел разговор о том, что надо с этим что-то делать, но это было не единственным на то резоном, ведь благодаря С.Н меня невозможног было нормально обследовать. Вот какой случай произошел накануне серьезного разговора.
В этот день я, как обычно, в начале недели пошла на обследование. Настроение еще никто не успел испортить, поэтому я и подумать не могла, что в голову моим нерожденным близняшкам могут прийти новые защитные приемы, но не тут-то было!
- Ну, как самочувствие? – заботливо поинтересовался Генри. – Все хорошо?
- Да, ничего почсти не изменилось, кроме пары мелочей в ощущениях.
- Так всегда бывает! – успокоил меня он, а затем проводил на кресло для УЗИ.
Сначала я не почувствовала ничего, кроме холодка наносимого геля, но как только муж коснулся меня утюжком аппарата, появилась уже зщнакомая тревога, не предвещавшая ничего позитивного. И мой организм меня не обманул, так как через небольшой отрезок времени аппарат начал подозрительно жужжать и вибрировавать, а затем, подпрыгнув на месте, щелкнул, отключился, и из корпуса на короткое время показалась струйка серого дыма.
- Что это было? – вздрогнув, спросила я.
- Похоже на новые шалости наших крошек, - вздохнул Зверь, покопавшись в аппарате. – не первый раз уже…
- Это плохо? – с сомнением спросила я.
- Скорее нет, чем да, - последовал уклончивый ответ, - это говорит о развитии детей, но все же затрудняет обследвание. Скажи, тебя кто-то успел раздражить?
- Семь утра! Еще никто не успел! – усмехнулась я.
- С этим определенно надо что-то делать… - протянул Генри, - подобные выходки не дают нормально следить за ходом беременности и твоем внутреннем состоянии.
- Но я же чувствую, хорошо мне или плохо. Бьются ли малышки или нет.
- Этого мало, - твердо сказал Генри. – Можно быть в отличном состоянии, имея довольно серьезные проблемы… Да и то, что их сила по-просту опасна для окружающих тоже играет свою роль.
- Ты меня в этом обвиняешь?! – возмутилась я.
- Вовсе нет. Просто констатирую факты.
- И что теперь? – тут я растерялась.
- На самом деле я задумывался об этом с тех пор, как только эти силы появились, - начал Генри, я села на кушетку и внимательно слушала. – Я думаю, имеет смысл отправить тебя в “Центр исследования Мутантов” для проведения более точных анализов Силы нерожденных, и для безопасности. Как твоей, так и окружающих.
- Что?!! – я вскочила на ноги, но не успела схватиться за опоры и вновь опустилась на место. – Ты хочешь отправить меня на Мьюир, к Мойре?!
- Я не сказал, что к Мойре, я сказал: “В Центр исследования мутантов”, это разные вещи. Ведь когда ты ложишься в больницу, ты ведь поступаешь на лечение, а не к главврачу!
- Не сравнивай! В нашей ситуации это одно и то же. Ты же ведь сказал, что сам примешь у меня роды, - начала я со слезами, - а теперь сбагриваешь меня на Мьюир, к этой разведенке?!
- Успокойся, родная, не дай Бог спровоцируешь очередной энергетический всплеск и начнешь кидаться шарами, - примирительно спокойно произнес Генри. – Я сказал – я сделаю. До родов еще два месяца. И откуда такие предрассудки насчет развода?
- Это не предрассудки, это неприязнь к Мойре. Видеть ее не могу!
- Это Лиландра тебя науськала?
- Нет, я сама. Мне никогда миссис МакТаггерт особо не нравилась. Когда она занималась со мной, я была вежлива с ней, как с методистом, так же, как вежлива с Грозой на уроках. К тому же, могу представить, какими глазами она будет на меня смотреть…
- Не беспокойся, я ей все объясню. Твое пребывание в ее клинике пройдет безболезненно.
Я задумалась. Было много факторов, по которым я не хотела отправляться в “Центр”, и первым, почему-то был стыд. Не знаю точно, сколько лет было Мойре, ходили разные версии: кто-то говорил, что она ровесница профессора, кто-то – что намного младше и вообще “Все зависит от версии”, а спрашивать было неловко; только в любом случае, ее возраст был не меньше возраста моей мамы, а жизненный опыт, наверное, и того больше. Я не представляла, какими глазами посмотрит она на меня, увидев огромный живот, но явно таким, каким в Институте никто на меня не смотрит. Врядли она посмотрит на это с равнодушной поволокой юмора и толикой сострадания, как это делают Шельма или еще кто-то из моего ближнего окружения, но не станет и, подобно Грозе, сыпать резкими заявлениями. Скорее, просто покачает головой и ничего не скажет, или начнет читать нравоучения, от которых всю ночь я не смогу заснуть, прокручивая в голове ее слова. Но был страх и намного серьезнее угрызений совести и стыда – сын Мойры Кевин, он же Протей. Сейчас ему, должно быть, лет двадцать. Этот паренек мелькал лишь в двух сериях мульта, а в прочих версиях его существование вообще не освещали. Протей - очень сильный мутант, умеющий трансформировать реальность вокруг себя, а так же входить в тела людей и управлять ими, словно марионетками, когда же он покидал плоть жертвы, последняя оставалась в коме и после не помнила ничего, что происходило с ней в то время, когда в теле был Протей. Когда он пользовался силой, его окружала оранжевого цвета энергетическая субстанция, делающая его огромным, квадратным уродом с парой светящихся салатовых глаз, хотя сам паренек был неплох собой. Способности сына Мойры проявились необычайно рано – в год, из-за чего и распалась семья женщины с начинающим тогда депутатом Джозефом МакТаггертом, не захотевшим быть отцом мутанта. Но это было не самое страшное! Страшным было то, что мальчик вовсе не мог контролировать, ограничивать свою силу и жил в этом коконе почти постоянно. Мойра пыталась лечить его, с помощью спец-терапии в виде лучевого воздействия, которое должно было снизить активность икс-фактора, но оно давало лишь коротковременный эффект, порядка нескольких минут, а то и секунд. Боясь, что поневоле мальчик может навредить обществу, а так же другим обитателям клиники, мать держала его взаперти в комнате девять на двеннадцать метров и выходил он оттуда только на терапию. Мойра не хотела этого, но иного выхода не видела. В итоге, Кевин совсем не знал мира. Растения, животных, иных людей он видел только на картинках в книге, а психика и развитие к семнадцати годам у него была на уровне шестилетнего ребенка. Заточение, а главное невозможность, принятая за нежелание матери прекратить его страдания озлобили Протея и пошатнули его психическое здоровье. Однажды, в семнадцать лет, когда облучение дало более или менее стойкий результат, пацану удалось сбежать из своей клетки, а после, используя тела разных людей, как оболочки, сесть на корабль и выбраться на “большую землю”. Его целью были вовсе не злоба и разрушение, а поиск отца, которого он так мечтал увидеть. Но не в силах больше использовать оболочки, он пошел к дому правительства просто так, в надежде, что отец узнает его и примет с распростертыми объятиями, но люди боялись Протея, и это его злило. Не буду вдаваться в подробности, так как, по чести признаться, сама плохо помню их и боюсь наврать, но после титанических усилий, икс-менам удалось вернуть паренька домой, а так же убедить Джозефа, имеющего к тому времени уже другую семью – жену и двоих детей, - навещать сына от первого брака. С тех пор дела пошли в гору, силы Кева стали лучше подчиняться ему, а состояние слегка улучшилось. Уже через пару после тех событий, ему разрешили свободно передвигаться по “Центру”, общаться и жить более или менее приемлимой жизнью, но вылечить такого рода психическую травму невозможно, и у Протея по сей день случались сильные припадки, во время которых тот нападал на окружающих без особой причины, кричал и вел себя неадекватно. В некоторых случаях Мойра обращалась за помощью к Ксавье, как к одному из тех, кто в силах помочь ее сыну.
Вот почему я боялась Кевина. Кто знает, что может стукнуть ему в голову? Вдруг он захочет напасть на меня, а я ничего не смогу сделать, ведь Сила нерожденных, по сравнению с его, - капля в море!!! Я смотрела на Генри умоляющим взглядом и молчала, не зная, признаваться ли в своих опасениях или сдаться без дальнейшего боя. Наконец, решила остановиться на первом.
- Есть еще одно… - почти прошептала я. – Я Кевина-Протея боюсь! Я слышала от многих, что он теперь свободно разгуливает по Центру… Кто знает, что взбредет ему в голову?!
- Твой страх абсолютно напрасен! – успокоил меня он. – Насколько мне известно, Мойра держит сына “на коротком поводке”, да и припадки у него в в последние годы совсем редки.
Никаких “но” Зверь больше слышать не захотел. Сразу же после разговора, он связался с миссис МакТаггерт и попросил приготовить для меня место.
Через час мы на “Ястребе” прибыли на Мьюир, в вышеозначенное заведение. Мойра встретила нас у трапа на площадке перед зданием взялась провести меня внутрь клиники. Мы прошли по длинному и широкому коридору, выкрашенному в цвет какао с молоком и остановились около одной из дверей, находящихся в закутке. То, что находилось за дверью нельзя назвать никак иначе, кроме как “палата”; от стен, выкрашенных в синий цвет, высокой железной кровати, покрытой белой краской и застеленной зеленым байковым покрывалом, а так же белой высокой тумбочки со стоящим рядом дермантиновым стулом на металло-каркасе веяло чем-то не слишком приятным. Радовало лишь то, что палата была на одного человека, а значит, никто не станет меня тревожить. Я прошла и села на кровать, Генри занес и поставил на пол рядом с кроватью мою сумку с вещами. Побыв со мною еще несколько минут и пожелав особо не грустить, он обнял меня, и пообещав звонить каждый вечер, ушел. Я осталась в палате одна с тяжелым сердцем. Вообще, больничная атмосфера для меня привычна, но не такая. Реабилитационный центр, в котором мне приходилось бывать раньше больша асоциировался у меня со старинными друзьями, общением и разгворами по вечерам, нежели с чем-то тягостным и самими процедурами, тут же ощущение было прямо противоположное; тут я была совсем одна. Захотелось плакать, но я решила не позориться перед самой собой и воздержалась от слез, скрышись за тетрадью, которую начала разрисовывать портретами, как в старые не очень добрые времена…
Прошло, наверное, около часа моего здесь пребывания, настроение было паршивое и вокруг меня светилось едва заметное энергетическое поле, готовое отшвырнуть куда подальше любого, кто ко мне приблизиться. Тут в дверь негромко постучали и, дождавшись вежливаого, но принужденного “войдите” отворили дверь. Это была Мойра. Пройдя в помещение и сев рядом со мной, она спросила:
- Ну и как это случилось? Как дошла юная девочка до жизни такой?
- Не знаю, - ответила я, машинально кладя руку на живот, чтобы поле не дало своего обыкновенного эффекта, - я пыталась предупредить, что меня хотят похитить, но никто не слушал. Потом Магнус хотел использовать меня в качестве генератора своей радиоактивной установки…
- Я не о том, - поправила меня женщина, выслушав, однако, до конца, - как ты забеременила?
- Обычно, - пожала я плечами, - единственное, что отличает мою ситтуацию от остальных, это то, что я сделала первый шаг для сближения первая… Ну, еще мой возраст…
- И ты так спокойно об этом говоришь?... – начала было миссис МакТаггерт, но осеклась, - впрочем, таких, как ты не переубедишь. Скажи лучше, твои родители знают хотя бы о том, где ты сейчас находишься?
- Нет, - спокойно посмотрела я на собеседницу, - а зачем им знать? Уходя, я оставила записку: “Мне все надоело, я ухожу!” и все.
- Боже мой! – воскликнула неодобрительно женщина. – Да они, наверное, места себе не находят, ночами из-за тебя не спят!
- Не думаю. Я никогда не была им особо нужна.
- Не говори так! Разьве ты была нежеланным ребенком?
- Нет, мои родители очень хотели ребенка, и очень радовались, когда узнали, что он у них будет. Но меня они не хотели. Как я уже говорила Джине, что они любят свою дочь, но не любят именно меня. Им нет дело до того, о чем я думаю, чем живу и что чувствую. Они хотят вылепить из меня такую девушку, какой бы они ХОТЕЛИ ВИДЕТЬ СВОЮ ДОЧЬ, а на меня, как таковую, им плевать!
- Я думаю, и ты хочешь в будущим видеть своих детей здоровыми, красивыми и образованными девушками, а не ночными бабочками, так что стремления твоих родителей вполне понятны, - стала разъяснять Мойра, - а что касается твоего к ним отношения, так ты должна быть благодарна за то, что они вырастили тебя, а не бросили в роддоме на произвол судьбы. Я, конечно, не знаю, но могу представить, сколько сил, нервов и средств твои родители потратили на твое воспитание и лечение.
- За это я отдаю им должное, но не более. Мысленно, я благодарна за то, что сейчас я здесь. Но этого для них уже много.
- И все же, ты обязана им повонить! Тебе вовсе необязательно возвращаться домой, если уж ты все так бескомпромиссно решила, но хотя бы предупредить, дать весть, что ты жива, и сказать им о своем решении лично!
- А-га, чтобы они нашли денег и приперлись за мной?! Нет уж, спасибо! Уж чем я дорожу, так это моими детьми… А они могут…
- Да в любом случае, на седьмом месяце ничего, о чем ты подумала, сделать нельзя. Это не так легко сделать и карается законом.
- Ну, а если они заставят подписать бумагу, в которой я передаю их под опеку государства?
- Ох, и отхлестала бы я тебя за подобные суждения о родителях, если бы имела право! – пригрозила мне Мойра. – Если ты уж их так не хочешь видеть или боишься, что тебя накажут за твою провинность, родителей твоих близко к детям не подпустят, и к тебе тоже, но хотя бы сообщить им о том, что ты жива и все хорошо ты должна! Можешь наговорить им все, что хочешь и считаешь нужным, но весточку дай.
- Нет! Нет! И еще раз НЕТ!
- Не хотела я так с тобой поступать, но ты не оставляешь мне выбора, - вздохнув, произнесла Мойра, поднялась с кровати и ушла.
Ее угрозы ничутть не напугали и не смутили меня. Заявлять в полицию или интерпол она не станет, а больше ничего она мне не сделает! Так что я вздохнула с облегчением, что она ушла. Но через три минуты женщина вернулась с серой телефонной радио-трубкой в руке, встала прямо напротив меня и резким тоном заявила:
- Так! Или твоим родителям звонишь ты и объясняешь сложившуюся ситуацию в выгодном для тебя свете, умалчиваешь о беременности и убеждаешь, что нет никаких поводов для волнения, и ты сама вернешься, когда сочтешь это необходимым; или им звоню я и рассказываю всю правду о произошедшем, акцентируя их полное внимание на твоем аморальном поведении. Что лучше для тебя и для близняшек, решай сама.
- А вы телефона моего не знаете! – оскалила зубы я, предоставляя Силе нерожденных полную свободу, как следствие чего заведующая клиникой оказалась в противоположном углу комнаты.
- Это не проблема, я уже пробила тебя по телефонной базе, - ”обрадовала” меня та, вставая с пола и отряхиваясь. – Ну, так что?
Я вздохнула и взяла протянутый мне телефон. Долго мной правили сомнения и легкое волнение. Было очень страшно спустя больше года после побега, набирать знакомые семь цифр и услышать в трубке голос матери или отца. Промаявшись так с минуту, я поняла, что сделать это выше моих сил, и тогда нажала на иные, более важные и дорогие для меня кнопки. Позвонить бабушке и тете я хотела еще давно, меня останавливало лишь то, что звонок будет международным да и отсутствие времени. И вот сейчас решилась. В трубке раздались гудки.
Я не буду передавать весь разговор, так как там было много личного, да и неуверена, что им будет приятно, что их имена “засветили” в таком неприглядном рассказе. Скажу только, что разговор был сложным, мне долго пришлось успокаивать бабушку и говорить, что со мной правда все хорошо, я здорова, сыта и согрета. Свое отсутствие и внезапный отъезд я объяснила тем, что мне за хорошие оценки в школе дали путевку по обмену знаниями и культурой, и что мы договорились с представительницей от школы, что я поеду учиться в Америку до шестого класса, а там видно будет. Так же я сказала, что учусь и живу в школе интернате, что тут заботятся о том, чтобы я встала на ноги, что я ва превосходный отношениях с учителями и ребятами, и в данный момент звоню из Реабилитационного центра, вроде того, что в Москве. На вопрос: “Что передать маме?”, я ответила, что ничего, кроме того, что со мной все в порядке, и что школа закрытая, и посторонних не пускают, а чтобы не было вопросов по поводу каникул, ответила, что летом мы едем на ферму и не вернемся до учебного года.
- Почему ты все же не позвонила маме? – поинтересовалась Мойра, когда я повесила трубку.
- Не знаю. Страшно было. Да и гадостей не хотелось ни говорить, ни слушать. Но ей передадут, что все нормально.
- Ну, хоть так… - не стала придераться к мелочам Мойра. – Ладно, я пойду, меня ждут дела.
С этими словами Мойра удалилась уже окончательно. Не знаю почему, но с души моей слетел камень.

Две недели прошли довольно быстро, с другими пациентами я не общалась – не с кем. Однако, однажды, когда я сидела в коридоре, пока палата проветривалась ко мне подошел Кевин.
- Здравствуй, - поприветствовал он. – Ты мне понравилась. Как тебя зовут?
Я вздрогнула и посмотрела на собеседника, стараясь не выказывать страха, но предательская СН все же сработала и окружила меня едва заметным свечением.
- Меня? – откликнулась я как-то рассеяно. – Элен.
- А меня – Кевин. Я тебя раньше не видел.
- Я тут всего две недели, и не выхожу из палаты.
- Ты красивая, только вот почему такая толстая?
“На больных не обижаются!” – вспомнила я и с милой улыбкой на лице, выдающей, однако легкую мою стемность, доходчиво объяснила все сыну Мойры.
- А у твоих детишек папа есть? – с самым простым выражением лица поинтересовался Протей.
- Конечно.
- А мой папа меня не любит, - пожаловался парень и присел рядом со мной, - он должен был приехать в выходные, но не приехал…
- Наверное, был занят, - пожала я плечами, не желая лишний раз провоцировать паренька на агрессию.
На несколько мгновений Кевин замолчал, думая, о чем бы со мной поговорить, но тут в его голове словно что-то щелкнуло, и он произнес:
- Я могу тебя попросить?
- О чем?
- Ты не могла бы сходить в дом мамы и позвать моего учителя и ее мужа – Шона. Его еще называют Банши.
- А почему ты сам не можешь?
- Потому что скоро занятия и я должен быть в зале.
- Ну, хорошо, я схожу, - нехотя согласилась я.
Через десять минут я была уже не в Центре, а в частном доме Мойры. Вообще-то, пациентам не разрешено было туда заходить, но для меня было сделанл исключение, которым я могла пользоваться при крайней необходимости, минуя персонал. Пройдя по первому этажу дома, Банши я нигде не увидела и, набравшись смелости, поднялась на второй этаж. Несколько обойденных мною комнат были или пусты, или заперты на ключ в отсутствии хозяев. Я подошла к центральной двери по левой стороне коридора, ведущей в спальню Мойры и ее нынешнего мужа. В комнате раздавались два голоса – один мужской, но довольно высокий, принадлежавший по всей видимости мистеру Кессиди; второй – звонкий, но томный, который мог принадлежать молоденькой девушке; и вот еще была странность – он был мне подозрительно хорошо знаком. Подойдя к двери ближе, я заметила, что она была не полностью закрыта и даже не на защелку, а лишь слегка прикрыта, что позволяло видеть говорящих и отчетливо слышать их разговор.
Мужчина, как я и предполагала, был Шон Кессиди, женский же голос, к моему удивлению, принадлежал Эмили. То, как и о чем они говорили, поразило бы даже самое развращенное воображение.

- Помоги застегнуть, - томно обратилась она к Банши, поворачиваясь к нему спиной и прикладывая к груди роскошное золотое колье с изумрудом.
- Да, конечно, - согласился тот не только с любезностью, но и с ноткой заботы и легкого вожделения.
Сказав это, он застегнул украшение на шее Эми и, что сразило меня наповал, поцеловал ее чуть ниже, чем сзади уха. Она разомлела в его руках и, игриво накручивая на указательный палец прядь своих длинных светлых волос, эротично засмеялась.
- Скажи, что ты любишь меня, - почти пропела она, едва не навязывая ему свое тело.
- Конечно, люблю! – словно зомбированно повиновался мужчина.
- Скажи, что хочешь меня! – продолжала профессорская дочь, разворачиваясь к нему лицом и присасываясь своими губами к его губам.
- Конечно, хочу, моя нимфа! – снова согласился он.
Дальше последовал поцелуй, страстный и жаркий настолько, что постороннему взгляду было совестно глядеть на это. Не отрываясь друг от друга, снимая верхние одежды, они добрались до кровати и вот, когда мне уже казалось, постельная сцена неизбежна, он несильно оттолкнул ее, и та упала поперек кровати, но, быстро сев через руку, самими что ни на есть удивленными и обиженными глазами посмотрела на партнера и сделала вид, что вот-вот заплачет:
- Я что-то сделала не так, зайчик? – спросила она плакисвым голосом. – Ты меня больше не хочешь?..
- Дело не в этом… - как-то заторможенно отвечал Банши. – Я просто сам не знаю, что вдруг со мной случилось…
- Но ты ведь меня любишь? – каким-то странным тоном уточнила девушка и даже я почувствовала, как в воздухе повеяло чем-то непонятным, похожим на электричество.
- Люблю… - язык Шона заплетался, словно его заставляли произнести этот ответ, - но ведь у меня есть дочь – тебе ровесница и еще я женат на Мойре, ты же знаешь…
- Плевать на дочь, плевать на Мойру, - протянула Эмили поднявшись и вновь обвивая его шею руками. – Ты ведь меня любишь и хочешь?!
- Люблю, хочу, - выдохнул Кессиди, и уста их вновь слились в безуденржном поцелуе.
На этот раз ничто не помешало их страсти, Эми сначала томно смеялась и говорила глупости между поцелуями, а потом застонала в сладком оргазме.
В это самое время я увидела, как в направлении комнаты движется миссис Мактаггерт и сделала вид, что ищу именно ее, одновременно незаметно полностью захлопнув дверь при помощи краба. Когда я поравнялась с ней в нескольких шагах от комнаты, то поспешила сказать:
- Миссис Мактаггерт, а я Вас ищу! Вы не могли бы мне кое-что подсказать…
- Не сейчас, - прервала меня женщина, - я очень спешу. Мне надо ненадолго уехать?
- А куда, если не секрет? – задала я новый вопрос, только бы задержать и отвлечь ее от цели.
- Меня зачем-то позвал Джозефф, - ответила она. – Извини, мне некогда, я уже опаздываю. Только забегу в спальню, взять сумочку.
- А может, так пойдете, раз опаздываете? – спросила я, но женщина уже пронеслась мимо меня и оказалась в спальне.
То, что было дальше невозможно точно описать словами. Открыв дверь и оказавшись на пороге, Мойра на мгновение замерла от неописуемого шока, а затем, развернувшись, понеслась прочь; мне в тот момент показалось, что на глазах ее сверкали слезы. Ее муж, в это мгновение точно очнувшись от сна или гипноза и осознав, что сделал, отмахнулся от неистовавшей Эмили, наскро одев брюки и накинув рубашку, бросился за женой. Эмили еще пару минут приходила в себя, осознав, что наживка сорвалась с ее крючка, оделась и вышла. В коридоре я схватила ее за руку и, недовольно сверкнув глазами, хотя и зная, что лезу не в свое дело, спросила:
- Зачем ты это сделала?!
- Сделала что? – она притворилась, что не поняла меня.
- Зачем ты соблазнила Банши, да еще и телепатически воздействуя на него?
- А зачем ты соблазнила МакКоя? – ехидно усмехнувшись, парировала она.
- При этом я не разрушала ничью семью! – возразила я. – И, как я понимаю, ребенок далеко не входит в твои планы.
- Ребенок? О, нет! – профессорская дочка была ужасно вульгарна. – Мне нужны всего лишь деньги, богатство, глупышка! А ведь Шон особа голубых кровей и дененег у него куры не клюют! О том свидетельствует и то колье, которое он мне подарил. Я поиграюсь с ним и брошу, как только пойму, что от него больше нечего получить!
- Пока вы вместе, он находится под твоим влиянием, - заметила я, - но так не может продолжаться долго. Рано или поздно ты потеряешь над ним контроль.
- Ты проницательна, - лицо Эмили исказилось в противной полуулыбке, - но на это у меня есть иной план действий… Выйдя из под моего контроля, он сделает все, чтобы доказать жене, что между нами ничего не было. Следов моего вмешательства в его разум не найдет даже отец, соответственно он сделает все, что я потребую взамен на подтверждение правдивости его слов. Вот так-то, малолетка!
Эми коснулась моего живота, но получив небольшой разряд статического электричества, прошла мимо и скрылась в комнате матери; я же пошла к себе в палату.

Это случилось уже под вечер. Я сидела на кровати и читала какую-то книгу по школьной программе, когда дверь без предупреждения отворилась, и в палату семимильными шагами вошел Кевин. Витавшие вокруг него прозрачно оранжевые молнии свидетельствовали о том, что он хол, но еще не разъярен. Я оторвалась от чтива и, делая вид, что ничего не замечаю, поприветствовала его.
- Это ты все устроила, ты! – вскричал он и начал увеличиваться в размере за счет окружающего его поля, и уже через мгновение передо мной стоял не смазливый паренек, а огромный оранжевый великан со злобным видом.
- Что я подстроила? – спросила я, испугавшись и поджимая под себя ноги. Энерго-щит нерожденных сработал молниеносно.
- Это ты сделала так, что та девушка целовалась с Шоном, мама проплакала целый час, и не попала на встречу с папой! – электоро-магнитное поле внезапно превратилось в стекло и, треснув, рассыпалось на полу тысячью осколков.
- А-ааа!!! – завопила я. – С чего ты это взял?!!
- Я слышал как вы с ней говорили, она смеялась и играла с тобой! – голос Протея эхом наполнял палату и комната начала менять свои очертания и стены начали съезжаться, словно в форт-боярде. – Ты во всем виновата, ты одна!
Вновь возникло знакомое ощущение не своего тела, все снова расплылось перед глазами и шар, огненно-энергетический шар зажегся на моей ладони. Я со всекго размаху кинула его в Кевина и тут же, очнувшись, пришла в ужас. Заряд, который наповал поразил Магнита – не самого слабого мутанта – парню двадцати лет не принес никкакого вреда и словно бы растворился в недрах его энергетического поля. Но не сказать, что моя атака прошла бесследно, о нет! Брошенный в сына Мойры шар разъярил его еще больше, словно убеждая его в правоте и справедливости действий. Он нависал надо мной, как могучий утес нависает над бурным морем, которое, как бы беспокойно оно ни было, не сможет сточить его в один момент. Постель, где я сидела, уже превратилась в подобие молочного киселя и одновременно липкого клея, я пыталась вскочить, но не могла – была спутана по рукам и ногам… В тот момент пришло осознание того, что “Fenita la comedia”, МНЕ КОНЕЦ!!! Зажмурив глаза и мысленно моля о прощении моих детей за не данную им жизнь и моля Бога простить все мои грехи, я уже готова была повиноваться своей участи и умереть, когда в помещение “влетели” Мойра и пара крепких санитаров, выпустивших в Кевина из специфического ружья шприцы-пули со снотворным и транквелизаторам, после чего энергетическое поле парня погасло и он упал на пол без чувств; палата в одно мгновение пришла в свое естественное состояние. Миссис МакТаггер, вопреки моим ожиданиям, бросилась не сыну, отлично зная, что тот просто уснул крепким здоровым сном, а ко мне.
- С тобой все в порядке? – спросила она, волнуясь, - а с детьми? Как ты чувствуешь, Кевин не навредил тебе или им? Ох, Хэнк мне голову оторвет, если узнает, что я тебя не уберегла…
- Все нормально… вродк бы… - прошептала я, все еще дрожа от перенесенного шока. Позвоните Генри!...
Не став откладывать в долгий ящик, Мойра немедленно связалась с Институтом и проинформировала их о произошедшем; икс-мены прибыли на место так быстро, насколько это позволяла техника и законы физики. Персонал клиники долго пытался уверить ребят в необходимости оставить меня в ней хотя бы еще на ночь, но получив твердое слово доктора МакКоя, что я здесь и десяти минут больше не останусь, вынуждены были умыть руки и снять с себя всю ответственность.
Вернулись в “Институт для одаренной молодежи” мы уже глубокой ночью, но муж все же убедил меня в том, что должен осмотреть меня сам. Происшествия минувшего дня все же оставили на мне свои следы, я очень устала и хотела отдохнуть и просто поспать, но перечить опытному врачу и просто заботливому и любимому мужчине не стала, и без пререканий позволила тсполнить ему свой врачебный долг и отдать должное клятве Гиппократа. Обследовав меня с головы до ног с помощью всех приборов, какие только имелись у нас в наличии, кроме тамографа и рентгена, и придя после всего к выводу, что физически ни я, ни наши будущие крошки, как ни парадоксально, не пострадали, Генри дал мне выпить какого-то сомнительного успокоитиельного и велел отдыхать.
- Я не хочу ночевать в лазарете! – начала предъявлять я свои капризы, так как действительно стремно было в который раз просыпаться в окружении стационарных стен. – Ты отпустишь меня в мою спальню? Я же так устала от больниц…
- Стоило бы подержать тебя тут эту ночь, - начал доктор, но видя, как я недовольно нахмурила лоб (Ну, прямо как Эми сегодня с Шоном), продолжил, - но учитывая, что ты и так много времени находиилась в мед учреждении и именно там получила стресс, думаю ничего плохого не случится, если я позволю вернуться тебе в привычную обстанову своей спальни. А чтобы уж точно ничего не случилось, побуду с тобй некоторое время.
- Ты – просто прелесть! – улыбнулась я, прижавшись к возлюбленному.
По моей руке вновь пробежал жар, как от огненного шара, но на этот раз на моей ладони расцвела огненная роза с молниями внутри лепестков.

Как зачем к Мойре? А как же то, что Эл не могла контролировать силу?
Писала я недолго - 2 дня

Шельма - это другое! Ее сила не так опасна и срабатывает лишь при условии физ контакта, а у Элен все на эмоциях. Стои ее слегка расстроить - и конец!

Ну вот! Чудесное мгновение. 21 глава представлена вашему вниманию

Глава 21
Как быстро летит время, даже не замечаешь!!! Только недавно были летние каникулы, а уже на носу осенние. За это время немного изменнилось в нашей жизни, а точнее – совсем ничего, если не считать того, что Генри начинает активно подготавливать всю мед часть к появлению на свет наших девочек. В лаборатории он установил какие-то приборы, какие обычно стоят в детском отделении роддомов, оснастил всем необходимым реанимацию, хотя и не понятно, зачем оно надо. Но одними медицинскими преобразованиями дело не ограничивается, я решила, что у моих дочек должно быть все, и раскручивала их отца по-полной на все необходимые вещи. Он не отказывал, и в результате моя комната была наполнена детскими вещами и игрушками; чтобы расходы были разумны, решено было купить только одну колыбель, так как кроватка дожидалась свою обитательницу уже давно. Но отвлечемся пока от бытовых вопросов, я расскажу о ситуации в Иксе.
Собственно, ничем координальным она не отличалась, но недавно, подслушав разговор профессора и Лиланры, я узнала, что ему стало известно от Мойры о похождениях его дочки, а точнее, как она это представила, о похождениях Шона Кессиди.
“Странно, - подумала я тогда, - я думала, после того, как миссис МакТаггерт поговорила с Женщиной-Туман, интрижки Эми относительно Банши прекратятся.” Однако, скоро сама убедилась в обратном. А рассказала мне об этом, как то ни удивительно, Глория. Когда она вернулась из Феса, вновь едва не обрученная с подобранным женихом, Мистика-старшая, не долго радуясь ее возвнащению отправила дочь на Мьюир, разведывать ход каких-то невыгодных им исследований и, по возможности, мешать их дальнейшему развитию. Надо сказать, что Мистика-Младшая, будучи девушкой религиозной, насколько это позволяет диверсионная и шпионажная практика, не выносила убийств, пыток и крови, но зато разведовательная деятельность отлично льстила ее нескончаемой любознательности, граничащей с бесстыжим любопытством. “Если мне и суждено гореть в геене огненной, - повсеместно вздыхала она, - так это за то, что глаза и уши мои грешные желают видеть и слышать то, что должно быть им неведомо!”
И вот в один прекрасны день на мой мобильный поступил звонок с неизвестного номера, и, подняв трубку, я с удивлением услышала на том конце провода задорный голос Гло:
- Привет, что нового? Еще не родила?
- Нет… - немного растеряно откликнулась я. – Стоп! А ты вообще откуда знаешь?
- Ой, да весь “Центр исследования Мутантов” об этом шумит, а ты еще и удивляешься! Пациенты они такие – находки для шпиона!
- Находки для шпиона – это болтуны! – поправила я. – Хотя в данном случае это одно и то же! А ты что, туда угодила?
- Ну, что–то вроде этого.
- Что случилось?!! – взвоновалась я. – ты здорова? Твоя сила в порядке?!
- Да все нормально, не беспокойся, - выдохнула в трубку Глория-Самира, - просто мама решила принести меня в жертву, точно барашка! – при этих словах я так и представила перед глазами ее страдальческое лицо с воздетыми в небеса глазами.
- Слушай, я тут ТАКОЕ узнала… - переметнула она разговор в более приятное русло. – Так вот… Слышала тут на днях разговор Эми с ее матерью. Обе они одалиски!
И Глория поведала мне такую историю.
После всего, что случилось между Банши и профессорской дочкой, отношения последнего с женой начали стремительно разъезжаться по швам и, пожалуй, если бы миссис МакТаггерт не заметила странную тенденцию к тому, что когда девушка на Шона не смотрит и не разговаривает с ним, тот не испытывает к ней ничего, кроме отвращения и, быть может, еще осуждения ее стиля жизни, но стоит Эмили только бросить на Банши свой коронный косой взгляд, как мужчина начинает таять и осыпать развратницу страстными комплиментами прямо в присутствии жены; то их союз протянул бы еще совсем немного, а после распался. Считая поведение Эмили прорехой в ее воспитании и разумного родительского контроля, Мойра не пременула прибегнуть к излюбленному методу решения таких проблем – пожаловалась Амелии Вогг. Последняя выслушала начальницу (извиняюсь за использование в рассказе должностные регалии) с самым что ни на есть серьезным видом, временами сокрушительно покачивая головой и демонстративно восклицая: “Я от нее такого не ожидала! Надо будет провести серьезную беседу!”, но как только Мойра покинула комнату, вздохнула с облегчением. Еще несколько минут после ухода Мойры Женщина-Туман мерила шагами комнату так, что сидящей на обратной стороне подоконника Глории, принявшей на этот раз образ неприматного сизого голубя, показалось, что мать действительно недовольна поступком своей нерадивой дочери и теперь уж Эмили несдобровать! Померив шагами комнату еще около трех минут, Амелия быстро вышла из комнаты в поисках дочери, чем вызвала тайное ликование Глории-Самиры.
Спустя некоторе время, женщина вернулась с недовольным выражением лица, таща за собой дочь за левый локоть. Эмили отчаяно вопила и вырывалась, никак не в силах понять, чем вызвано такое бурное негодование матери.
- Не вопи! – резко произнесла Жанщина-Туман, отшвиривая от себя дочь так, чтобы она без травм преземлилась на кровать.
- Что я тебе сделала, мама?! – решительно ничего не понимая, поинтересовалась девушка, потирая травмированный локоть.
- Что сделала, а то ты сама не знаешь “Что”! – усмехнулась вторая любовь Ксавье, встав руки в боки и смотря дочери прямо в глаза.
- Я не понимаю, о чем ты! – мисс Ксавье по-прежнему находилась в растерянности.
- Не понимает она! – все тем же укоряющим тоном продолжала Вогг. – А Банши кто с помощью телепатии совращал?!
- Ну я,  -  опустила глаза профессорская дочка. – Я же должна как-то развлекаться! Мне нужно мужское внимание! Да ко всему прочему, Кессиди – золотая жила, бездонный колодец из которого при необходимости можно вытряхивать столько денег и подарков, сколько может за всю жизнь не истратишь!
- Эх, дочка-дочка! – мать присела рядом с девушкой и обняла ее за плечи. – И все же ты не усвоила ничего из того, чему я тебя учила все эти годы. Думаешь, я сама против такого золотого мешка? Но действуешь ты неправильно!
- Ты хочешь сказать, - перебила ее Эмили на полуслове, - что мне стоит найти другого кандидата?
- Нет! Тебе надо просто действовать другими методами. Ты делаешь упор на телепатическое внушение, совершенно не предпренимая попыток соблазнить его на самом деле? Кому как не тебе знать, что телепатия недолговечна… - промурлыкала Амелия Вогг.
- Но ведь у тебя с отцом не получилось.
- Он – уникум! – беззаботно отмахнулась женщина. – Пойдем, я тебе расскажу, как надо действовать.
С этими словами мать и дочь покинули комнату,

Больше Глория мне ничего не рассказала, потому что ко мне зашел Генри и позвал на обследование.
- Ой, прости, подруга, я больше не могу разговаривать. Мне пора! – попрощалась я. – Потом продолжишь!
- Боюсь, я больше ничего не узнаю, - с тенью сожаления оповестила Глория. – Меня отозвали! Ну, все, целую! – в трубке раздался писк, а после все стихло.
Я встала, положила телефон на тумбочку и пошла за Генри.
- С кем это ты говорила? – спросил он, когда мы вышли в коридор.
- Да так, пустяки! С Глорией.
- Мне все-таки не нравится, что ты контактируешь с нашими врагами.
- Ерунда! Гло просто живет в пансионе Бейвильского братства, так как это дом ее матери, - объяснила я. – Она хорошая!
- У тебя все хорошие, только потом жалуешься на предательство. Ну, да ладно! Не будем спорить по пустякам.
За этим разговором иы зашли в лазарет, и доктор МакКой начал осмотр. Через несколько минут завершив работу, он снял очки и сказал.
- Что я могу сказать? – начал он разговор со своей коронной, в таких ситуациях фразы, - все по-прежнему протекает отлично. Мало того, могу тебя, да что греха таить, и себя, с тем, что уже через неделю ты будеешь держать наших крошек на руках…
Я улыбнулась в ответ. Тоже мне, открыл новое светило! У меня все было просчитано с самого первого дня, однако, медицинское подтверждение моих расчетов не могло не радовать!
- Но мне надо тебе кое-что сказать и попросить принять обдуманное решение, - продолжал в это время возлюбленный.
- Что-то не так?! – сразу напряглась я.
- Нет, ничего серьезного, - успокоил меня он, - но тем не менее, это важно.
- Ты меня пугаешь, - серьезно посмотрела я на собеседника, - скажи прямо – в чем дело?
- Речь пойдет о родах, - начал разъяснять врач, чем привел мой мозг в состоние напряженного внимания, - дело в том, что несмотря на то, что за время беременности твой организм, под действием гормонов, самоподготовился к этому процессу и параметры твоего тела изменились до приемлимых для родовой деятельности, однако, все у тебя находится на нижнем допустимом пределе, что не может исключать осложнений. Так же стоит учитывать твой низкий болевой порог…
- Так-так, - прервала я затянувшееся предисловие, - куда ты клонишь?
- Я хотел подготовить тебя, но раз уж ты столь нетерпелива, скажу прямо, - сменил стиль Генри. – Конечно, чувствую я, чо надо было бы поставить тебя просто перед фактом, но все же скажу и задам вопрос. Только прошу: не торопись с ответом. В общем, суть в том, что при всем при вышесказанном показаний к хирургическому вмешательству нет, так как, по всем стандартам, твой организм готов к самостоятельным родам и нет никаких противопоказаний, но учитывая пограничность ситуации было бы куда разумнее провести плановое кесарево сечение.
- То есть, по твоему, я не смогу родить сама? – тут же взвилась я.
- Если бы это было так, то я бы не стал спрашивать твоего согласия, но, справедливости ради, я предоставляю последнее слово тебе и лишь оперирую фактами, и все мной ранее сказанное носит РЕКОМЕНДАТЕЛЬНЫЙ характер. Но я искренне надеюсь, что ты прислушаешься к моим словам.
- А что тут прислушиваться?! Я с самого начала решила, что ни на какое кесарево не соглашусь без крайней на то необходимости!
- Эл, подумай хорошенько! От твоего решения, возможно, зависят три жизни в том числе и твоя.
- Но ты же сказал, что это необязательно.
- И все же, это намного облегчит процесс! Тебе же самой будет легче, да и намного безопаснее.
- Ты сомневаешься в моем здоровье или выдержке?
- При чем здесь сомнения? Я тебе добра хочу.
- Ты не знаешь слова “НЕТ”?! – продолжала стоять на своем я.
- Чего ты боишься: нового шрама? Я тебе обещаю, след будет незаметным!
Генри уже не знал, как меня убедить! Казалось, исчерпав все аргументы, он готов был уже сдаться, но все же применил свой последний аргумент, по большому счету аргументом не являющийся:
- Обещай хотя бы подумать дня два!
- Я не могу обещать тебе того, что делать не собираюсь! К тому же я слышала, что у детей, которых вынули из утробы матери с помощью кесарева, могут проявиться заболевания, вплодь до астмы. Я не отказываюсь от этого полностью, если речь действительно пойдет о жизни и смерти, я соглашусь на все, но без надобности я себя вскрывать не позволю!
Закончив свою гневную тирраду, я посмотрела на мужа таким взглядом, какого тот никогда не мог выдерживать. Вздохнув, и что-то недовольно пробормотав себе под нос, он подошел к столу, а вернувшись, протянул мне справку, согласно которой я даю свое веское слово, что в случае возможных осложнений, претензий я предъявлять не буду. Естественно, это не означало, что должное оперативное вмешательство не будет проведено в случае угрозы здоровью и жизни детей или моему здоровью/жизни, но плановый характер оно носить не будет.
Это теперь я понимаю, насколько сильно я рисковала, подписывая этот документ, но тогда это, напротив, казалось мне залогом безопасности. В любом случае, судьбу не обмануть, и случилось то, что должно было случиться.

Завтра Хэллоуин – 31 октября!!! Уже за сутки до праздника студенческая и ученическая часть обитателей сего заведения кипела идеями и планами по поводу проведения сего мероприятия. Преподавательский состав смотрел на эту детскую суету с долей иронии; почти все из команды как таковой недолюбливали этот, без сомнения, веселый праздник. Еще вчера вечером Логан недовольно бубунил что-то насчет того, что на праздник многие дети будут наряжаться супергероями и мутантами, взрослые дяди-тети начнут стонать от умиления, одаривая безобразников сладостями и фруктами, а на утро все вновь встанет на свои места и люди генетической расы Homo superios вновь вернутся в ряды прокаженных. Именно поэтому празднование в Иксе сведется лишь к школьно-студенческому карнавалу и, быть может, разрешению младшеклассникам побегать с остальными ребятами из дома в дом с намерением получить свою часть вкусной добычи; так же пяти-шестиклассникам раздадут сладкие подарки и преподаватели, но для посторонних оборванцев, позорящих мутантов направо и налево, наш особняк, как и обычно в этот день, будет закрыт. Об этом официально заявил Росомаха, который в этот непростой день будет исполнять роль вахтера-сторожа.
Несмотря на то, что тренировки для меня ва последние недели и вовсе отменили, поднялась я рано – как всегда в шесть утра, хотя можно было бы поспать и подольше, к завтраку я так же успела вовремя, а заптем быстро побежала в спальню переодеваться к школе. Когда я уже вертелась перед зеркалом, поправляя кофту, и уже собираясь накинуть на плечи рюкзак, ко мне зашел Генри.
- Куда это ты собираешься? – осведомился он, глядя на мой парадный вид.
- Как куда? – удивилась я. – В школу! До каникул еще неделя!
- Ни о какой школе не может быть и речи, - спокойно и с расстановкой возразил он. – У тебя же последние сроки! А если начнутся роды?
- Милый, роды должны начаться только завтра, у меня все подсчитано.
- Сутки не играют большой роли, так что это может произойти и сегодня. Лучше обезопаситься хотя бы от позора.
- Может, перестанешь паниковать? – замученным тоном осведомилась я. – Мне кажется, женское чутье не может обмануть, а у меня еще контрольная по математике первым уроком по итогом четверти, так что я не могу прогулять! – и, одарив Генри легкомысленным поцелуем, я с видом треумфатора отправилась на занятия.
В учебную часть я вошла за пять минут до звонка; возле кабинета матиматики уже толпились мои одноклассники, бурно обсуждая возможные результаты контрольной и способы незаметно списать. Я пристроилась рядом с ними и стала ждать открытия кабинета.
- О, привет! – оторвавшись от учебника, с некоторым удивлением поприветствовала меня Ребека, - а я думала, тебя сегодня не будет… Все как сороки твердят, что девять месяцев прошло…
- Нет. Еще один день остался, но не будем это обсуждать, - отмахнулась я, - скажи лучше, где это Сэльма? Испугалась контрольной и не пришла?
- Нет, ее родители уехали в отпуск в Турцию и взяли ее с собой, но она будет за это пахать все осенние каникулы.
- Ха-ха-ха, так ей и надо! – ехидно развеселилась я, - правда сегодня у меня не будет соседки по парте…
- Ну, хочешь я сяду с тобой? – спросила заботливо Кошечка.
- Да нет, не надо. Тимми этого не переживет!!!
Мы залились веселым смехом, к великому смущению вышеозначенного Тима Вайна, от чего его светлые, солменного цвета, волосы превратились в стальные иглы, а щеки налились пунцовым румянцем. Он уже выдрал из головы одну иголку и с помощью корпуса от ручки хотел запустить ее в нас, но тут прозвенел звонок к началу урока.
Контрольная для меня прошла без сучка и задоринки, я получила свои законные пять с минусом и вышла на перемену. Бекки же моей радости не разделяла, так как в отличии от меня получила трояк, и то для проформы. Следующим был урок литературы – поприще для отдыха и разговоров. Тем, что миссис Грей-Саммерс сверхлояльный преподаватель, ученики вили из нее веревки. Чаще всего это случалось на уроках так называемого “внеклассного чтения”, на которых ученики могли сами выбирать то, с чем они хотели бы ознакомиться на уроке, и тогда парни притаскивали прямо в класс годовую подписку плей-боя, а девчонки – эротические романы, и какая разница, что они их ни разу в жизни не открывали, главное же – училку позлить! Но сегодня моим одноклассникам развлечься не удасться, на уроке дано будет разобрать предложенное произведение и написать сочинение на тему: “Какой вывод вы сделали из прочитанного”.
Еще на перемене я почувствовала легкую тревогу, постепенно накатывающую на меня так, как волна накатывает на песчаный берег во время прилива, но, не придав ей особого значения, списав это на мандраж перед сочинением, которые я, несмотря на явный талант, не любила, я как примерная ученица, зашла со звонком в класс. Через три минуты появилась Джина с классным журналом, и урок начался. Я дочитывала заданный текст, по части которого мне и предстояло написать определить мораль и идею автора, но предложения с самого начала не складывались в текст, а вскоре и они начали распадаться на слова; тревога уже переросла в беспокойство, не дающее ни на чем сосредоточиться и включить внимание. Где-то на пятнадцатой минуте урока мое тело пронзила сильная тянущая боль. Все мысли тут же пришли в смятение, и где-то в глубине сознания зародился страх.
“Час пробил! – пронеслась у меня в голове стремительная мысль. – Началось!”
Первой моей реакцией была легкая внутренняя паника. В классе было так тихо, что временами было слышно, как ребята переворачивают страницы своих книг, а боль была настолько сильна, что хотелось закричать, но я не могла и переждала первую схватку молча, лишь глубоко дыша, как учили на видео-курсах ждля будущих мам. Слава Богу, боль длилась всего несколько секунд, и как только она утихла, я подняла руку, обращая на себя внимания преподавательницы и, по совместительству, моей подруги.
- Тебе что-то не понятно? – подняла на меня голову Джи, отрываясь от проверки тетрадей более старших классов.
- Дж… То есть, миссис Грей-Саммерс, подойдите, пожалуйста!
- Если тебе нужна помощь, попроси кого-нибудь из одноклассников.
- Боюсь, помочь мне сможете только Вы.
- Ну, если так… - Джина со вздохом встала и, подойдя ко мне, села на свободное место. – Ну, и что здесь может быть непонятно?
- Джина, - прошептала я тихо, чтобы никто не услышал, - у меня началось!
- Что?! – на секунду на лице телепатки отразились следы легкого шока, - Боже мой! Надо срочно предупредить Зверя! И отвести тебя в лазарет Пойдем… Осторожнее…
С этими словами Джина помогла мне подняться с места и аккуратно повела к двери.
- Миссис Грей-Саммерс, что произошло? – наперебой начали твердить одноклассники, на самом деле обо всем догадываясь.
- Боюсь, дети, урок придется прервать раньше положенного, но будьте добры не покидать учебной части! – за нами закрылась дверь класса.
Мы вышли в коридор. Я стонала, но больше от накатившего вдруг страха, чем от боли, а новая схватка вообще сделала меня неспособной идти, точно отказали ноги.
- А-аа-аа-х, Джина, я не могу! Больно! – простонала я, когда мы еще даже не вышли из учебной части, - такое ощущение, что я рожу прямо здесь!
- Не говори ерунды! – пыталась успокоить меня телепатка, но на ее лице было написано волнение, - все будет хорошо! Эх, и какой же черт дернул тебя идти сегодня в школу! Генри же предупреждал.
Если бы в это мгновение я могла нормально соображать и адекватно оценивать ситуацию, мне бы стало стыдно, но тогда я ничего не соображала. Мы дошли до ближайшей банкетки, и подруга усадила меня на нее.
- Я не знаю, что делать, - честно призналась мне она, - дойти без посторонней помощи до лазарета даже с опорами ты в таком состоянии не сможешь, я тебя просто физически не дотащу. Пойду, сообщу Генри, пусть готовится, а заодно и подскажет, что пока сделать. Ты посидишь тут?
- Я боюсь.
- Я недолго! И вообще, беременить ты не боялась, а как рожать – так сразу?
- Прости… Просто…
- Да я все понимаю, но успокойся, все будет хорошо… Думай о своих детках и дыши… Я скоро. – с этими словами Джина скрылась за дверями сорок третьего кабинета, где Зверь вел урок химии у одиннадцатого класса.
О чем они говорили, я не слышала, но думаю, доктор МакКой в этот момент сетовал на мою непокорность; из-за дверей временами раздавался его взволнованный голос. Через пять минут Джи подошла ко мне и сказала, что быстро сгоняет за каталкой.
Спустя сорок минут после начала схваток, я наконец-таки оказалась в лазарете на кровати, Джина помогла мне переодеться и постелила чистую постель. Генри еще не подошел, так как узнал обо всем только три минуты назад.
- Где же Генри?! – простонала я, корчась от очередной волны боли.
- Он сейчас подойдет, - умиротворяющим тоном произнесла телепатка. – Ничего не бойся!
Не успела она закончить фразу, как в помещение вбежал Генри и сразу подошел ко мне.
- Как ты, родная? – спросил он.
- Любимый, мне срашно! – пожаловалась я.
- Ничего, это нормально. Боюсь только, рожать тебе будет трудновато, но я и раньше тебя об этом предупреждал.
С этими словами он откинул с меня одеяло и пощупал живот.
- Тебе надо набраться терпения, еще нескоро! – предупредил меня он, смирив теплым взглядом.

Тех дня, а особенно, ночи мне не забыть никогда в жизни, но описывать весь процесс долго,  неприятно, да и не думаю, что читателям интересно знать мои стенания и жалобы во всех подробностях, а потому – скажу кратко. Роды и правда были тяжелыми, хотя, по словам все того же Генри, могло быть гораздо хуже. Сначала, на наше удивление, все происходило довольно мирно, как и у миллионов других рожениц, но самыми страшными были последние минуты уходящего дридцатого октября.
На тот момент роды длились уже без малого пятнадцать часов, мне казалось, что я не перенесу этих мучений!
Боль была уже невыносимой, и мои крики слышал уже весь особняк.
- Тужься, родная, тужься! – командовал Генри, - Так! Хорошо! Умница! Я уже вижу головку!
Тут и без того напряженная обстановка в лазарете накалилась добела. Стали происходить странные вещи: хлопали двери, раскрылось окно и, в довершении, погас свет. Джина быстро включила аварийное освещение, но и то вскоре начало мигать. В комнате стало происходить примерно то же, что происходило во время нападения на меня Протея.
- Давай! Ты сможешь! – старался успокоить и подбдрить меня Генри. – Немного уже осталось! Ну!
Начался последний, самый долгий и мучительный приступ боли, лицо мое покрывал пот, тело бил озноб, не было никаких мыслей и чувств, кроме сраха и боли. И вот, ровно с двенадцатым ударом часов, боль прекратилась. Раздался победный младенческий крик.
- Девочка! – провозгласил Генри, кутая в пеленку нашу кроху, вокруг которой все еще сияло сильное энергетическое поле.
Теперь уже наполовину счастливый отец протянул мне на пару минут этот кричащий сверток. Мое солнышко! Конечно, неопытный ЛЮДСКОЙ взгляд мог принять новорожденную не зак дитя человеческое, а за чертенка, но мне она показалась самым прекрасным ребенком во всей Вселенной. Малышка была маленькой и миниатюрненькой, при росте около пятидясяти сантиметров она весила три кило. Ее тельце было покрыто белоснежной шерсткой со слегка голубоватым отливом, на головке били зачатки светло-русых волос, ее большие, изумрудно-зеленые глаза пронзали наступившую тьму (в момент ее рождения на недолгое время погас свет) приятным светом, сзади у девочки отчего-то был длинный гибкий хвостик по ворме напоминающий стрелу.
Как только старшая дочка оказалась у меня на руках, с души словно упал тяжелый камень, при одном только на нее взгляде была сразу заметна кроющаяся внутри ее слабого тельца сила. Однако первый наш контакт с первинецей длился недолго, уже через две минуты после возобновились схватки, давая путь на свет моей второй наследнице. Держась из последних сил и мысленно благословляя старшую, я передала ее Джине, и телепатка унесла девочку в лабараторию.
“Как бы со вторым ребенком не было более серьезных осложнений…” – словно самому себе сказал Зверь и как в воду глядел. Уже через несколько секунд у меня началось сильнейшее кровотечение, врач лишь успел крикнуть Джине, чтобы та не медля готовила реанимацию.

Проснулась я уже утром в лазарете, как родился второй ребенок я не помнила, не помнила даже родился ли вообще. Сказать, что голова моя болела означало бы солгать, так как она просто раскалывалась. Первые несколько минут я пролежала молча, пытаясь осознать, жива ли я? Но все та же боль дала положительный ответ. Я огляделась вокруг, за столом в белом медицинском халате сидела Джина. Было странно видеть ее в подобном обличии, она забросила медицинскую практику уже довольно давно.
Даже не увидев, а почувствовав, что я проснулась, женщина обернулась ко мне лицом и спросила:
- Ну, как ты?
- Паршиво, - не стала таиться я.
- Да, ночка выдалась тяжелой.
- Как дети?! – вспонила я о самом важном. – Кто у меня младший?
- Млвдшая у тебя тоже девочка! – оповестила меня телепатка. – Красавица, между прочим! Если у нее и есть ген-икс, то по-крайней мере, не физическое его проявление. Рост такой же, как у сестренки, вес правда чуток поменьше… Ну, ничего, подрастет!
- Она здорова? – ответ на этот вопрос волновал меня больше всего.
- Слава Богу, все обошлось, - поспешила успокоить подруга. – Были некоторые проблемки, но в общем и целом, ее состояние просто превосходно. Хочешь принесу обеих, посмотришь.
Я лишь улыбнулась в ответ и через пару минут держала своих ангелочков на руках. Младшая действительно была похожа на настоящего ангела! Хрупкая, беззащитная, еще меньше сестренки голубоглазая и светловолосая девчушка с почти молочно-белой кожей и чистым взглядом. Оказавшись на руках у любящей матери, девочки сразу потребовали еды, и я впервые испытала на себе таинства кормления, хотя молока в моец груди было не так много.
Через пару часов к нам зашел и счастливый отец близняшек; вид у него был измотанный и слегка помятый. Оказалось, он не спал всю ночь, ожидая пока я очнусь и Джина едва уговорила его лечь спать на рассвете, убедив, что сама около меня подежурит.
- Ну, как вы, мои девочки? – спросил он ласково у меня и дочек, нежно склоняясь над малышками.
- Дети – отлично. Недавно поели. А я устала жутко, еще от вчерашнего не отошла.
- Понимаю, сам не мог уснуть! – улыбнулся он. – Ты уже придумала, как их назовешь?
- Старшую назовем “Летисия”, и это не обсуждается! – гордо воздела я вверх палец, перекинув сестричек на одну сторону, - а младшую… Ну, я еще не решила, но думаю, Милагрес.
Муж взглядом просящим пощады посмотрел на меня:
- Ну, нет. Второго экзотического имени я не потерплю. С “Летисией” я еще согласен, ты это имя придумала давно и я уже привык, а вот младшенькую стоит назвать более приемлимым именем. Почему бы тебе не отдать дань корням и не назвать девочку русским именем?
Я задумалась. Вообще, русские имена не грели мне слух, но я пыталась вспомнить хоть что-то приличное. Вера, Софья, Варвара… Нет! Все не то!
- Ну, может, тогда “Олеся”? – предложила я.
Думать, соглашаться или нет, долго не пришлось. Начинающая засыпать младшая девочка открыла небесные глазки и посмотрела на меня…

Ни то, и не другое... Это самонадеянность Эл

А то ты не знаешь....

Глава 22
На дворе июль 2002, долгое время было просто не до дневника! Дети и учеба без посещения класса отнимают все время и силы. Сейчас каникулы, поэтому времени стало чуть больше, и я могу рассказать обо всем, что случилось.
Сейчас девочкам уже почти девять месяцев, они уже умеют бегать и потихоньку начинают разговаривать. Интересно, кто придумал, что характер формируется к пяти годам и у близнецов он обычно идентичен? За это короткое время я на практике убедилась, что это не так. Лита, как мы все кратко называем Летисию, с первых дней жизни была необычайно спокойным и тихим ребенком, плакала, только если в чем-то нуждалась и не капризничала. Хотя, в таком малом возрасте нельзя отличить капризы от желания чего-либо. Ее сила так же возрастала с каждым днем, отчего Институт иногда потрясали небольшие катоклизмы в виде разбитых стекол, взорвавшийся техники и прочих мелочей, но что еще больше удивляло всех окружающих – так это ее избирательность! Малышка свободно подпускает к себе только меня, Генри и Джину; к большинству иксов относиться с небольшой осторожностью и на всякий случай окружает себя энергетической пленкой, Грозу она к себе не подпускала и вовсе. Так же девочку было трудно перввое время приучить к воде, она не просто боялась, а приходила в панику. Крики, плач, она вцеплялась мне в руки своими коготками так, что на запястьях оставались кровавые следы, которые долго не заживали, а хвост ее принимал форму изогнутого крюка.
Олеся же была, казалось, полной противопаоложностью своей сестры. Ее гипперактивность просто пугала и грозила большими проблемами в будущем. Все говорили про нее “Это тихо-громкий ужас!”, в чем я соглашалась с большинством. То, что когда гаснет свет, надо по-возможности вести себя тихо, для нее не было авторитетом и, что самое удивительное для детей первых месяцев жизни, она спала всего десять-двеннадцать часов в сутки при норме восемнадцать часов. Остольное время девочка без дела жаловалась на жизнь, хотя я старалась уделять близняшкам одинаковое количество своего времени. Еще одной ее особенностью является то, что она не засыпает никак иначе, кроме как на руках, и я была практически не в силах успокоить свою младшую, особенно учитывая факт, что от ее плача просыпалась старшая из дочек и начиналось подобие стихийного бедствия в одной отдельно взятой комнате. Спасало одно – Леся была папиной дочкой и у него на руках низменно затихала и смотрела на него невинными глазками.
Однако, в начале апреля произошло кое-что сделавшее малышку более спокойной, позволило найти свое детское безмятежное счастье.
- Не понимаю, ты же мать, - тихо возмущался Генри, когда я вновь подняла его в два часа ночи все по той же причине, - а не можешь найти подход к дочери, кроме как удовлетворить биологические надобности. – Ты вообще как к ней относишься, как к довеску к Лите?
- Не говори ерунды! – возмутилась я. – Просто я не могу ее успокоить. Я знаю, что ее что-то беспокоит, но не пойму ЧТО…
- Возможно просто энергетическая несовместимость, - предположил он.
Я усмехнулась над этой версией; если бы это было действительно так, я бы не могла к ней приблизиться, начинались бы боли и головоркружения вплоть до потери сознания, тут же было нечто другое. И из-за этого “другого” я потихоньку выходила из себя и начинала злиться, дитя это чувствовало и начинало ныть еще сильнее.
- Знаешь, меня беспокоит ее сила, - произнесла я в задумчивости. – точнее, ее отсутствие.
- Ну, в этом нет ничего удивительного! – пожав слегка плечами, отозвался Генри, - она еще просто маленькая…
- Но ведь у Летисии дар цветет и пахнет, а они близняшки. Странно, что у них такое различие в биоритмах. Мне почему-то кажется, что силы у нее есть, просто нет условий их использования нет.
- Знаешь, ложись-ка ты спать, пока все тихо, а то если проснется Лита, ты опять не выспишься, - посоветовал мне он, когда Леся угомонилась; пожелал мне доброй ночи и ушел.
Я легла. Девочки не должны были проснуться до утра, так что пара свободных часов на сон у меня было. Но не прошло и получаса, как Олеся опять проснулась, на этот раз от голода. Вздохнув и про себя выругавшись, я положила девочку в коляску и пошла с ней на кухню, приготовить смесь. Молока у меня было немного, поэтому пришлось рано ввести смешанное кормление. Войдя на кухню, я с удивлением заметила там Логана, с негодующим видом ковыряющимся в проводке.
- Ты чего? – поинтересовалась я, по инерции потянувшись к выключателю.
- Света нет, провод закоротило, - отозвался Росомаха, продолжая исследовать проводку.
- А плита работает? – спросила я, едва выдерживая громкий дочерний плач.
- Электричсество есть, вот только со светом что-то, - протянул он, вытирая руку об руку.
- Тогда дай я ребенка покормлю, разберешься после.
- Как скажешь, только угомони ее! На весь Икс слышно, - сказал Логан, выходя из кухни.
Я пожала плечами на его реплику, можно подумать, я сама не хотела успокоить дочь. Оставив коляску у стола, я подошла к подоконнику, взяла свечу, постаавила ее на сто и зажгла с помщю лежащих рядом спичек. Проделав все это, я подогрела смесь и, сев на стул около, взяла Лесю на руки и стала кормить из бутылочки. Привычная больше к материнскому телу, она долго не хотела ее брать, но, так как ничего иного не предлагали, упрямице пришлось сдаться. Но утолив голод, она и не думала успокаиваться; начала смеяться и любопытно водить глазками по темноте. Наконец, ее взгляд остановился на ярком, но небольшом пламени свечи, пляшущим в черном помещении. Живой огонь – это, пожалуй, еще одна вещь во всей Вселенной, кроме отцовских рук, способная сделать ее более тихой.
- Да, Олесенька, огонек! – заворковала я. – Огонек красивый светит, а ты засыпай… Пусть этот свет тебя успокоит… Ночь детки спать должны…
К моему удивлению, Леся довольно быстро застихла, мне показалось, от звуков моего сонного голоса, а я погрузилась в свои мысли, и отвлеклась буквально на секунду, но вовремя заметила, что дочка тянет ручонки к открытому огню. Тут же я нежно схватила ее за ладошки и прижала к себе.
- Ой, вы ручки наши шаловливые, - с долей смеха начала я, хотя сердце мое сжалось в комок от страха при мысли, что могло бы произойти, - больно будет моей Лесеньке. Огонь – не игрушка.
Девочка хитро посмотрела на меня, впрочем, этот слегка лисий взгляд для нее характерен при хорошем настроении. Я еще долго массажировала ее ладошки и вот, когда мне уже показалось, что дитя начало погружаться в сон, вновь отвлеклась мыслями о жизни. Вернуться в реальность меня заставило ощущение того, что девочка вывернулась у меня в руках. Я опустила глаза, и едва нашла в себе силы сдержать крик ужаса. Несмотря на все мои усилия Леська все же сунула свою ручку в огонь. Первое, что я сделала – это отняла ладонь девочки от пламени и готова была бороться с сильнейшим ожогом, будить Зверя и транспортировать девочку в лазарет. Однако, все было не так трагично, как показалось, точнее, совсем не трагично. Оставшийся на ладони язычок пламени, дружелюбно, если так можно выразиться, сверкал на ее крохотной ладошке, постепенно меняя очертания и принимая вид любимой погремушки. Девочка смеялась и совсем не испытывала боли; я поднесла руку к огненной фигуре и поняла, она как Пасхальный огонь, совсем не обжигала. Не знаю почему, но меня тут же пробило на смех. Громкий, истерический смех, я смеялась, задыхаясь и не могла остановиться. Тем временем огонь девочки медленно угасм на ладони и она уснула крепким сном, каким и должен спать младенец. Я положила ее в коляску и вернулась в спальню. Три часа до рассвета прошли спокойно.

Это произошло буквально вчера. Несмотря на летнее время года, в этот день лило как из ведра, и ни о какой прогулке не было и речи. А детям очень хотелось на детскую площадку. Когда я сказала девочкам, что сегодня придеться остаться дома, детскому упрямому негодованию не было придела! Они прыгали, визжали и требовали свободы. Лита так вообще кидалась в меня энерго-шарами и впивалась когтями во все, что только можно вцепиться.
- Лита, солнышко мое, - я присела на колени перед дочерью, - на улице дождик, промокнешь и заболеешь…
- Нет! – повторяла она одно из первых выученных слов. – Нет!
- Ну, Литочка! Ну не можем мы сегодня выйти… Завтра… Утром…
Лицо девочки просияло, но хвостик ее оставался напряженным, и кончик его отклонился в противоположную от тела сторону в виде крючка, но малышка все же протянула ко мне ручки.
- Мир? – мило улыбнулась я, с желанием обнять дочку, но вместо ответных объятий я получила когтями по лицу.
Примерно то же самое происходило и у Шельмы с Аликом, но так как мальчик был почти в два раза, действовал он умнее. Он подлизывался, на время забывал о прогулке, но через пару минут вновь подходил то к Шельме, то к Реми с этой просьбой. Как только нам это надоело, мы решили не лишать детей радости и повели их в “Комнату Страха”. Не пугайтесь, криминального для своих любимых чад ни я, ни Шельма с Гамбитом, мы не хотели. Дело в том, что действие К.С построенно на галлограмно-осязаямых образах, и она может трансформироваться в любой ландшафт. Нередко, Гамбит и Рося этиим пользовались, превращая комнату, предназначенную для боевых тренировок то в бильярдную, то в домашний бар, то в сауну, причем ощущение ничуть не отличалось от оригинального.
Пользуясь этим свойством, мы с Шельмой решили превратить Комнату страха в детскую площадку, не включая никаких боевых уровней, а просто создав ландшафт. Возможно, некоторые скажут: “это не то”, но на самом деле детей это вполне устроило, ведь им не так нужен свежий воздух, как площадка для игры: качели, горки, место, где можно было побегать и поиграть в мяч, и все, поэтому эквивалент площадки с сочной зеленой травой, солнечным лазуревым небом, пением незримых птиц и невообразимым количеством атрационов привлек детей куда больше, чем реальная детская площадка на свежем воздухом в парке.

Забежав на площадку в доме, дети стали играть. Их игры… С первого взгляда их можно было принять сначала за точно выверенный танец, какие танцевали на балах веке так в восемнадцатом, потом за битву, не раз перекликающуюся с применением сил, но по беззаботному веселью всех троих детей, легко можно понять, что это просто невинная детская забава. Летисия, держа за руку сестренку, то и дело телепортировалсь по площадке, кидала в спину мальчика энергетические шары. Алик, заливаясь веселым смехом, при помощи телекинеза останавливал их на лету, направляя в обратную сторону, прямо в атакующих. При этом Олеся и Летисия до последнего мгновения стояли неподвижно, глядя на то, как приближается к ним с каждой секундой все быстрее, шаровая молния, и когда уже до столкновения оставалось буквально несколько мгновений, вновь телепортировались куда-нибудь по периметру, после чего, Леся, легким движением открыв зажигалку, возводила между ними и Александром стену огня, которую пацаненок ростом около метра, должен был потушить усилием мысли; это удавалось ему не всегда, и, когда мальчику это не удавалось, мелкая тушила огонь сама и залевалась веселым смехом в чувстве собственного превосходства. Иногда, конечно, случались и промахи и то Летисия возвращалась после таких игр с опаленной шерстью, то Алик с разбитыми коленками, то Леся с поцарапанным лицом и синяками, иногда даже были легкие ожоги, но мутанты, даже если у них нет способности к супер-ускоренной саморегенерации (как у Росомахи), и им мало лет от роду, гораздо быстрее, в сравнении с обычными детьми, переносят травмы, поэтому уже на следующий день они готовы были повторить все сначала.
Мы с Шельмой и Гамбитом и сейчас с умилением смотрели на их подобную игру, не успевая следить, как по площадке, вместо футбольных мячей или воздушных шариков летали энерго-и огненные шары; как дети, смеясь, спотыкаясь и падая, гонялись друг за другом, скатывались с горок и просто веселились. Я и Шельма следили за этим непосредственно, устроившись на лавочке по периметру поля, Гамбит предпочел занять место в кабине для наблюдений. Он что-то пил из кружки в непосредственной близости от клавиатуры и улыбался нам, подавая знаки, что Алик еще фору даст двум наглым близняшкам, хотя до этого момента две моих шалуньи вовсю гоняли старшего товарища, не давая ему абсолютно никакого продыха.
Тут у нас практически одновременно засвентились переговорники и мы вышли на связь. Профессор объявил о том, что мы ему зачем-то срочно понадобились, но это не займет много времени. Не став отрывать своих малышей от веселой игры, мы попросили Реми повнимательнее последить за ними и, предупредив детей о том, чтобы они пока нас не будет, вели себя чуть более мирно, покинули Комнату Страха.
Мы отлучились всего на десять минут, но когда мы вновь подошли к комнате имитации, то нас привлекли испуганный плач, крики и такой шум, как будто чем-то железным били по наковальне. Зайдя в наблюдательную будку мы увидели, как Реми с ужасом набирает на клавиатуре какие-то коды, но она не слушается и продолжает искрить от пролитого на нее напитка, мы еще стояли спиной к тому, что еще недавно было превращено в детский игровой городок, но уже сеййчас было понятно, что со времени нашего там пребывания многое изменилось:
- Гамбит, что произошло? - спросили мы практически хором, находясь в полном неведении.
Ловелас и казанова как-то виновато и в то же время испуганно посмотрел на нас, не отвлекаясь от дела. Приготовив себя ко всему, что только возможно увидеть, мы обернулись, и из горла практически в унисон вырвался крик: “Господи! Дети!”.
Представший нашему взору пейзаж действительно поражал своей опасностью и жестокостью. Небо над детской площадкой застилала тень, а по ней разгуливали десятка два стражей, то и дело скрипевших: “Мутанты! Уничтожить!” Эти огромные роботы, размером выше небоскреба, созданные Друзьми человечества для уничтожения людей генетической расы Homo Sapiens независимо от пола, возрата и физических данных, были столь беспощадны, что некоторые от их атак погибали медленно и мучительно. И вот теперь, галлограмные, но от этого не менее реальные их копии, гонялись за тремя маленькими детьми. Те очень испугались таких махин, нависших над ними и просто плакали. Первым собрался Алик. Он попробовал с помощью своих способностей внушить что-либо гиганским железякам, но искусственный разум не поддается ментальному воздействию, ничего из этого не вышло. Мальчик беспомощно остановился посреди площадки и заревел. Тут, осознав, наконец, реальную опасность, в бой вступила Летисия. Это кажется удивительным, но этот маленький (хотя уже и не очень) комочек белой шерстки вертелся на поле битвы с удивительной проворностью, предварительно окружив себя, сестренку и друга защитным полем. Лучи огромных роботов нещадно палили по детям, но последним удавалось ловко лавировать меж лучами точно так же, как и протискиваться между прутьями ограждения клумб за перелетевшим через него мячиком или за цветком для любимых родителей. Удивительна была выдержка моих малышек, пережив первый стресс, полученный от внезапного появления на мирной игровой площадке “неопознанных НЕлетающих объектов”, они больше не проронили и слезинки. Тут начало происходить что-то очень странное на первый взгляд. Близняшки посреди битвы встали друг к другу лицом, соединили ладошки и, закрыв глаза, стояли так несколько секунд неподвижно внутри своего защитного кокона. Небольшой, сравнительно, промежуток времени прошел, прежде чем они начали медленно разъединять ладони, на несколько миллиметров поднявшись над землей, и в это время между их ладонями начал зарождаться огненный шар, чем-то напоминающий ту розу, которую зажгли они на моей ладони, еще не родившись. Когда сгусток этой энергии развился до полной сферы и принял колоссальные размеры, прямо в грудь одного из стражей полетел мощнейший, в сравнении с их собственными лучами, шар, размером не уступавший размерам сжатых кулаков робота. Как только заряд достиг своей цели, страж покачнулся и упал, разрушив своим телом качели и полплощадки в целом, но малышей окружало еще по-крайней мере девять штук таких же машин, а сил на проведение еще одной, равной по своей мощи, атаки у них уже не осталось. Не то, что девочки растратили всю свою энергию на эту, но как бы там ни было, это были всего лишь девятимесячные крохи, а не могущественные бойцы, за плечами которых целая уйма одержанных над врагами побед. Как только “труп” многометрового робота с торчяхими из металлической груди искрящими проводами, коснулось с неописуемым грохотом почвы, дети быстро побежали и спрятались за руинами площадки и недвижимой уже грудой металла от подобных этому стражу.
На этом месте и подоспели мы. Пару мгновений мы потратили на то, чтог помогали креолу справиться с электроникой, когда же очередная попытка была окончена неудачей, мы с ним Шельмой поспешили прямиком в сердце бойни. Шел и ее, выражаясь языком юридическим, сожитель, взяли на себя оставшихся стражей, я же поспешила к детям. Какими бы смелыми малыши не пытались казаться, они были жутко напуганы и, увидев меня, бросились мне на шею и, дрожа от перенесенного ужаса окончательно дали волю слезам.
- Все будет хорошо, - успокаивала я детей, опустившись на колени и прижимая их к себе, покуда Шельма, взлетев на уровень глаз одного из Стражей выбивала из него микросхемы, а Гамбит, с одной только ему свойственной манерой, расшвыривал карптами направо и налево, подрывая роботов одного за другим.
- Мамочка! – дочери вцепились в мою одежду и с ужасом смотрели на все происходящее вокруг, и только-только начиная осознавать, в какой опасности находились.
Подоспевший по первому же призыву Зверь уже поспешно разбирался с электргоникой, чтобы поскорее отключить тренировку неприрывно автоматически повышающую уровень сложности.
- Программа прервана, - сообщил, наконец, электронный женский голос, и вокруг вновь появилась огромная, обитая металлическими шитами комната с несколькими камерами слежения по переметру потолка.
Как только имитация была остановлена, а в руках Шел, вместо покореженной скамейки оказался воздух, она подбежала к сыну, находящемуся от случившегося в подобии ступора и стоящему наподвижно в дальнем углу помещения.
- Александр, Алик, миленький, сыночек, - восклицала женщина, обнимая и ощупывая сына со всех сторон, - сыночка, сакажи что-нибудь маме! Тебе больно?! Ничего не бойся, все прошло…
- Ма-ма, - только и смог произнести бедный и напуганный до полусмерти мальчонка.

Как только все было закончено, детей сразу же отправили в лазарет на анализ их физических и моральных травм. Мы с Шельмой и Реми сидели на банкетке напротив закрытых дверей медпункта и ждали результатов. Поджилки, лично у меня, тряслись, я не могла успокоиться, лишь на миг представив, какой вред крохам, и не только моим, но и Алику, могла нанести первая в жизни их тренировка, максимально приближенная к реальной битве. Этот уровень с трудом проходили даже студенты, имеющие какой-никакой опыт контроля силы, тут же были практически младенцы, лишь начинающие познавать мир вокруг себя. Трудно и невыносимо больно представить, что ними будет дальше, если одно из первых знакомств с миром было таким. Как будут они себя чувствовать, играясь на детских площадках с другими, возможно даже “обычными”  детьми, если в память сильнейшим шоком врезалось то, что в любой момент мирная площадка для игр может превратиться в нечто ужасное, где тебе делается больно и очень страшно, а мамы или папы приходят с большим опозданием. Конечно, по мнению специалистов, у детей в возрасте до семи лет очень короткая внешняя память, и чем младше ребенок, тем короче го память, так что есть все шансы, что уже через несколько недель они ничего не вспомнят о сегодняшнем происшествии, однако все те же специалисты не отрицают, что есть память подсознательная, в которую записывается абсолютно все, что происходит с живым существом с того самого времени, как полностью сформировался его организм, даже находясь еще в материнской утробе. Чаще всего стрессы пережитые в самом что ни на есть раннем детстве и становятся причинами многих страхов, не дающих нормально жить человеку напротяжении всего отпущенного ему Богом, или еще кем, срока. Судя по виду Шельмы, она тоже разделяла это мнение, что творилось в голове Генри, обследовавшего в это время СОБСТВЕННЫХ дочерей я представить просто не могла. Чтобы как-то разрядить обстановку напряженной и наколенной до бела тишины, женщина начала разговор, впрочем, на ту же тему.
- Реми, - почти громогласно обратилась она к креолу, сидевшему виновато опустив голову, подле нее, - как ты мог допустить такое?! Дети могли погибнуть!!!
- Прости, я ненарочно, - ответил тот с реальным сожалением, - я сам в шоке от того, что так вышло.ё
- Как все было? Рассказывай!
Мсье ЛеБо вздохнул, видно было, что ему не хотелось сознаваться в немного забавных причинах трагедии. На самом деле все было до грустного просто.
После того, как профессор попросил нас явиться, Гамбит усмехнулся нам вслед и продолжал потягивать свой кофе, но внезапно заметил, что выронил из кармана женское украшение, предназначавшееся, что в его клиническом случае увлечения противоположным полом не удивительно, вовсе не Шельме и, боясь как бы его cherie это не заметила на обратном пути, поспешил скорее его поднять, поставив на время кружку с недопитым напитком на покатый край клавиатуры, когда же креол начал подниматься, то локтем случайно нажал не на ту кнопку и случайно вклюсил боевой режим программы, а когда понял, что натворил, то поспешил исправить ошибку, однако одно неловкое движение, совершенное в спешке и страхе за детей, - и пол кружки разьве что не горячего кофе опрокинуто на рабочую часть клавиатуры. Из механизма вырвались небольшие голубоватые электрические разряды, и электронику закоротило, как назло на не самом легком даже для подготовленных уровне. Испугавшись за свой внешний облик, Реми решил никого не звать и в короткие сроки исправить все самостоятельно, надеясь, что довольно-таки сильные от природы карапузы пару минут как-нибудь продержутся. Однако, и без того сложная электроника, в закоротившем состоянии была и вовсе неподвластна неизощренному в технических делах уму, а Гамбит все откладывал и откладывал объявление тревоги на две минуты, потом еще на две, в надежде с мгновения на мгновение разобраться с хитроумной железкой, и так продолжалось до той поры, пока мы сами не пришли, получив от профессора задание по дежурству относительно особняка. И кто знает, что бвло бы, если б мы опоздали хотя бы на пару минут.
- За это ты заслужил град пощечин, - взвилась Шельма на креола и сверкая изумрудами своих глаз.
- Я за много что удостаивался града пощечин, - не к месту улыбнулся ЛеБо своей обольстительной улыбкой, - так что мне они не страшны!
- Тогда позволю себе наградить тебя еще парочкой, - немного заискивающе сказала Шельмовка, как-то странно гладя пальцы левой руки. – Голой рукой!!!
И она бы, наверное, сдержала бы свое обещание, не выйди в это время из лазарета Зверь.
- Я обследовал малышей, - оповестил он, - можете зайти. Только без эмоций.
Повторного приглашения не понадобилось. Я встала и направилась в лазарет. Шел последовала моему примеру. Тихо подойдя к кровати, на которой лежали обе мои девочки, я склонилась над ними, и поочередно аогладила их по щекам. Они не выглядели больными или изможденными, скорее уставшими и очень испуганными, но не более того.
- Как они, милый? – почти шепотом поинтересовалась я у Генри, заметив на запястье Литы повязку с выступившей на ней кровью, а у Олеси – разбитый лоб, обильно обеззараженный йодом.
- Все хорошо, они легко отделались! Больше испугались, но это пройдет, - успокоил меня он, - я ввел им небольшую дозу снотворного и успокоительного, они проспят, максимум, до вечера и уже завтра как ни в чем ни бывало будут бегать по всему жилому корпусу.
- Можно считать их боевое крещение успешным? – выдавила я из себя некое подобие улыбки.
- Да, - в тон мне последовал ответ.
- А как Алик? – посмотрела я на соседнюю кровать, над которой, рыдая, склонилась Шельминья.
- Ненамного хуже, шок, конечно, посильнее, так как больше осознает в силу возраста, но он оправится примерно так же скоро!

Я щнаю, но постоянно называть Шельмой не могу, а Роуг - это и так понятно, все равно, что повтор. А в третьей (или второй, не решила еще) она станет Светланой. Конечно, я знаю, что ее каноническое имя Анна, но к тому моменту уже будет две Анны (впрочем, я еще подумаю)

Возможно и так, но это все придумывалось еще задолго до того сезона.

Неприкасаемая =- это отличная мысль, а вот "Анна" (иили имя собственное, его заменяющее) пока не в тему, так как в фоксе и эволе никто не знал, как Шельму величать на самом деле....

Со второго и все последущие разы, как показывали. Во второй части этого "мыла" будет микс с "Зачарованными", а так же "Хозяйкой судьбы" и "Талисманом".

Спасибо за совет. Просто я уже привыкла добавлять уменьшительно-ласкательные суффиксы на бразильско-португальский манер. ПЕрвое время я ИКС-23 называла Лауриндой, но потом выяснилось, что "Лаура" и "Лауринда" два самостоятельных имени. а "Лауринья" не очень звучит...